Альбом воина

 

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ВИДЕТЬ?

В какой-то момент я стала видеть. Сначала появилась способность предвидеть расставания с дорогими мне людьми, позже — предвидение смерти. Это было ощущение внутри меня, в животе, ощущение разрыва. Каждый близкий — часть нас, и эта самая часть неумолимо отрывалась, и ничто не могло этому помешать: для меня смерть была уже состоявшимся фактом, просто оттянутым во времени. Что-то во мне знало, что я бессильна этому помешать. Или не бессильна?

Это был самый первый эпизод, когда я без сомнения знала, что приближается смерть. Ощущение неотвратимости сеяло страх, и страх был невыносим: у меня дрожали руки, меня рвало, я не могла думать ни о чем другом. Еще я знала, когда случится смерть, и осознание того, что мне жить в этом леденящем страхе целых 3 месяца, ужасало. Я плохо спала, а когда просыпалась, не знала, что сделать, чтобы его не испытывать. Я звонила подруге, плакала в телефонную трубку, говоря ей: «У меня плохие предчувствия, я не знаю, что делать!» Я не могла выдавить из себя слово «смерть», как будто боялась накликать то, чего еще, может быть, можно было избежать. Я до последнего цеплялась за иллюзию.

В тот период я вдруг осознала, что люди не видят, потому что бояться увидеть. Видеть — значит знать то, что есть, а знание категорично. Вот я хотела видеть — я вижу. И что? Страх просто уничтожает меня! Было совершенно очевидно, что пока не преодолено эго, пока остается что-то важное, ценное, пока нет отрешенности, и все неравнозначно — видение не дар, а проклятие. Я вдруг поняла, что получение желаемого не только не радует, — оно меня ужасает! Воистину, вы можете достичь всего, чего пожелаете, но не пожалеете ли об этом, получив желаемое? Тогда я не хотела видеть! Я не согласна была жить вот так, блюя от знания о надвигающейся смерти!

Я не могла ничего не предпринять, зная, что смерть — это окончательность, и у меня не будет другого времени попытаться что-либо изменить. Самое ужасное — я не знала, кто обречен, на кого обратить внимание, о ком заботиться, поэтому я выбрала самого дорогого, на тот момент, человека для меня: я должна была сделать все от меня зависящее, чтобы предотвратить то, что я могла предотвратить. Я встречала и провожала; смотрела по сторонам, отмечая движение транспорта и людей; с подозрением вглядывалась в приближающихся мужчин, тем более — компании; задирала голову, чтобы убедиться, что с крыши не срывается ледяная глыба; заходила первая в подъезд или темные проулки… Я была телохранителем.
Смерть забрала не того, кого я оберегала, но это не умаляет катастрофичности произошедшего для меня.

Это событие сделало очевидным, что пути назад нет: раз я не могу не видеть, я должна видеть всю картину. Я так же была вынуждена пересмотреть все свои устремления — действительно ли я хочу достичь того, чего вознамерилась достичь?