ТЕМА: О достижении радужного тела

Дон Хуан и все члены его отряда сгорели в огне изнутри.

Обрел этот уровень реализации и учитель моего учителя Чангчуба Дордже. Чангчуб Дордже сам присутствовал при этом, следовательно, достоверность таких сведений неоспорима. Мой учитель рассказывал мне, как его учитель Нягла Падма Дуддул созвал всех своих учеников: и тех, кто был далеко, и тех, кто был близко, и объявил, что хочет передать кое-какие Учения, которые до сих пор не давал полностью. Он передал эти Учения, а потом они больше недели делали ганапуджу. Ганапуджа - это великолепный способ устранения помех между Учителем и учеником, а также между учениками. Затем, по истечении недели, Нягла Падма Дуддул объявил, что настал его час умереть, и назвал гору поблизости, на которой он намеревался это сделать. Ученики умоляли его не умирать, но он сказал, что ничего нельзя поделать - пора. Тогда они проводили Учителя на гору, к тому месту; где он поставил маленький шатер. Затем он удалился в шатер, а ученикам велел наглухо зашить вход и оставить его в покое на семь дней.

Ученики спустились вниз и ждали у подножия горы семь дней. Все это время шли беспрерывные дожди и появлялось множество радуг. Затем ученики вернулись наверх и открыли палатку, которая оставалась зашитой точно так, как они ее оставили. Внутри они нашли только одежду Учителя, его волосы и ногти. Одежда находилась там, где он сидел, и пояс был все так же завязан посередине. Он оставил ее, как змея сбрасывает кожу. Мой Учитель там был и все это рассказал мне, поэтому я знаю, что это правда, что такая реализация возможна.

Когда Кабир почувствовал приближение смерти, он стал собираться в Магхару. Ирония в том, что по преданиям все умершие в священном для индуистов городе Бенаресе, где он прожил всю жизнь, обретают спасение, но святой, проповедовавший действенность только личных качеств, не считал зазорным умирать в обычном городке. Ученик Кабира раджа Бирсингха, узнав о том, что Учитель идёт в Магхару, собрал своё войско и пошёл навстречу Гуру. Правитель Магхары, мусульманин Биджли Хан, тоже с нетерпением ожидал прихода Кабира. Сант пришёл в Магхару в сопровождении тысяч своих последователей и учеников. Кабир поселился в маленькой хижине на берегу реки Амии. Войдя в неё, он попросил принести ему два покрывала и цветы лотосов, велел закрыть двери и оставить его в покое. Однако скоро вломился раджа Бирсингха и стал умолять Учителя дать разрешение после его смерти совершить обряд по всем законам индуизма, то есть предать тело огню. Но тут же явился мусульманский наваб Биджли Хан и возопил: «Похоронить Учителя по обряду хинду! Лучше все мои воины лягут костьми на этой земле! Я похороню Учителя, как заповедовал Пророк Мухаммад!». Кабир почувствовал, что ученики готовы схватиться за оружие и пролить кровь не только свою, но и двух армий, воскликнул: «Будьте осторожны! Не обсуждайте этот вопрос между собой и не беритесь за оружие!» Ученики, пристыженные, удалились. Когда, спустя некоторое время, люди вошли в хижину, они не обнаружили тела Кабира. На смертном одре лежали лишь два покрывала с разбросанными на них цветами. Индусы взяли одно покрывало с цветами и предали сожжению (пепел сохраняют до сей день в резиденции ордена кабирпантх в Бенаресе). Второе же покрывало мусульмане захоронили в Магхаре. Впоследствии там были выстроены два белоснежных надгробия: одно индусское, другое — мусульманское. Теперь это место служит местом паломничества для индусов и мусульман.

Я знаю множество подобных историй, но особенно интересна одна из них, которую мне рассказал мой дядя Тогдэн. В 1952 году в той части Тибета, откуда я родом, жил старик, который в молодости несколько лет был вроде слуги или помощника у одного учителя Дзогчена и потому, естественно, слышал много Учений. Но всю остальную жизнь он провел, просто высекая мантры на камнях, и тем зарабатывал себе на пропитание. Так он прожил много лет, и никто не обращал на него внимания и не подозревал, что он что-то практикует. Но однажды он объявил, что через семь дней собирается умереть и послал за своим сыном, который был монахом в одном из монастырей, сказав, что хочет оставить все свое имущество в дар монастырю. Из монастыря повсюду разнеслась весть о том, что этот человек попросил оставить его на семь дней взаперти, чтобы умереть. А так как все поняли значение этой просьбы, то пришло много людей, и это событие происходило у всех на виду. Там были представители разных буддийских школ, больших монастырей, присутствовали даже чиновники китайской администрации, которые в то время все поголовно были военнослужащими. И когда вскрыли помещение, в котором тот человек был заперт на семь дней, это произошло на глазах у множества людей. И все они увидели, что никакого тела не осталось. Остались только волосы и ногти, которые считаются нечистотами тела.

..13-томном документальном отчете о беседах с Матерью (Мирра Ришар), которые он в течение семнадцати лет записывал на магнитофон. В них Мать говорит о йоге клеток, о трансформации тела на завершающих этапах своей Йоги и о переходе к новому, более высокому по сравнению с человеком, виду.

На восприимчивой российской земле у Сатпрема нашлось много последователей "йоги клеток", ринувшихся "трансформировать материю" и забывших о том, что эту Йогу делаем не мы, но Божественное внутри нас, и что сама эта трансформация не может быть целью, а является следствием длительного внутреннего процесса, прежде всего, психического преобразования.

Шри Ауробиндо, похоже, предвидел такую возможность искаженного видения его йоги и супраментальной трансформации и, понимая всю серьезность и опасность такого заблуждения, посвятил этому вопросу большую часть последней главы Синтеза Йоги, над которой он работал незадолго до ухода..

Следует также помнить, что супраментальное преобразование -- многотрудное дело далекого будущего, это завершающая стадия [трансформации], и ее следует рассматривать как отдаленную перспективу; нельзя превращать его в первейшую задачу, неотступно преследуемую цель или первоочередное достижение. Ибо сама возможность его достижения может начать открываться лишь после длительных упорных усилий по самопреодолению и самопревосхождению, в конце множества долгих утомительных этапов эволюции природы. Прежде всего, необходимо войти во внутреннее йогическое сознание (безмолвное знание) и заменить им наш обычный взгляд на вещи, естественные движения природы и мотивы жизни; необходимо осуществить революционное преобразование всей нынешней структуры нашего существа.

Затем мы должны пойти еще глубже, открыть наше завуалированное психическое существо (другое я) и в его свете и под его руководством психизировать наши внутренние и внешние части, преобразовать умственную природу, жизненную природу, телесную природу и все наши ментальные, витальные, физические действия, состояния и движения в сознательный инструментарий души.

После этого или параллельно с этим мы должны полностью одухотворить все наше существо за счет нисхождения божественного Света, Силы, Чистоты, Знания, свободы и широты. Необходимо сокрушить пределы индивидуального ума, жизни и физического существа, устранить эго, войти в космическое сознание, достичь реализации высшего "я", одухотворить и универсализировать разум и сердце, жизненную силу, физическое сознание.

Только после этого открывается возможность перехода к
супраментальному сознанию, и даже тогда предстоит совершить сложнейшее
восхождение, каждая стадия которого является отдельным многотрудным
достижением. Йога -- это ускоренная концентрированная сознательная эволюция
существа, но какой бы быстрой она ни была, пусть даже она позволяет
осуществить за одну жизнь то, на что у Природы, предоставленной самой себе,
ушли бы века и тысячелетия или же многие сотни жизней, тем не менее всякая
эволюция должна совершаться через последовательность определенных стадий;
даже величайшая скорость и концентрированность продвижения не предполагает
перескакивания через все стадии или обращения вспять естественного процесса
развития, когда завершающая стадия пути вдруг оказывается в самом его
начале. Поспешный невежественный ум и слишком нетерпеливая, жаждущая
результата сила забывают об этой неизбежной последовательности; они
устремляются к суперразуму как к своей непосредственной цели и надеются
запросто подцепить и стащить его вниз с его высочайших высей в
Беспредельном. Такие упования не только абсурдны, но и исполнены опасности.
Ибо вполне возможно, что витальное желание пробудит темные или неистовые
витальные силы, которые посулят ему немедленное осуществление этого
невозможного алкания;

наиболее вероятным последствием будет погружение в
самообман самого разного рода, подчинение лжи во всех ее видах и уступка
искушениям, насылаемых силами мрака, охота за сверхъестественными силами,
отход от Божественной природы и уход в природу асурическую, фатальное
самовозвеличение, ведущее к образованию неестественной, нечеловеческой и
небожественной громады раздутого эго. Если существо [человека] невелико, а
его природа не отличается большой силой и не наделена особыми способностями,
то такой масштабной катастрофы не происходит; но все равно это может
привести к внутреннему дисбалансу, умственному расстройству и помутнению
рассудка, либо к витальному расстройству и последующим моральным
отклонениям, либо к той или иной патологии природы. Это не та йога, в
которой какая-либо ненормальность, пусть даже возвышенная ненормальность,
может допускаться как путь к обретению совершенства или духовной реализации.

Есть еще одно заблуждение, которого следует остерегаться и к которому
наш ум имеет естественную склонность: принимать какое-либо более высокое
промежуточное сознание или даже какую-либо разновидность сверхъестественного
сознания за суперразум. ... мы можем увидеть и охватить супраментальный свет
и супраментальную силу, только достигнув самых вершин ментального бытия,
войдя в надментальный разум и подойдя к границам верхней, более великой
полусферы духовного бытия. Там эти невежество, несознание, изначальное
беспросветное Неведение, медленно пробуждающиеся к полузнанию и
представляющие собой основание материальной Природы, окружающие, проницающие
и ограничивающие все силы и способности нашего ума и жизни, полностью
исчезают; ибо там Сознание-Истина в своем беспримесном и ничем не искаженном
виде составляет саму субстанцию всего бытия, его чистую духовную материю.
Вообразить, что мы достигли такого состояния, пока мы еще движемся в
динамике Неведения, пусть даже просветленного или озаренного Неведения -
значит открыться опасности либо гибельного заблуждения, либо остановки в
эволюции существа.

Будда умер от пищевого отравления.
Он страдал непрерывно, в течении шести месяцев и при этом было много учеников ждавших что он сотворит чудо.
Но он тихо страдал и тихо умер.

Однажды монах Лин-чи удивил всех. Когда умер его учитель, Лин-чи расплакался. Он стоял, и слезы текли по его щекам. Его друзья недоумевали:
-Что ты делаешь? Здесь собралось столько людей, и все они шокированы твоим поведением. Их мысли написаны у них на лицах: Невероятно! Этого просто не может быть! Лин-чи плачет! Мы думали, что он полностью непривязан и его дух свободен. И вот теперь он плачет! Он сам учил нас, что душа бессмертна, что умирает только тело; что тело это материальная оболочка, которая изнашивается и возвращается в землю. Почему же сегодня он плачет? И мы, твои друзья, тоже не можем понять тебя. Ты учил, что ключом является непривязанность. Почему же ты привязан к своему учителю?

На это Лин-чи ответил:
-Ваш вопрос логичен. Но что мне делать? Слезы текут, и я плачу. Для меня самого было открытием, что я плачу. Я сам удивлен. Но что я могу поделать? Так во мне проявляется жизнь. И я не стану подавлять ее проявления. Я всегда принимал ее целиком.

Однажды великий святой Тулсидас, создававший свои поэмы на хинди, будучи странствующим садху, пришел в город, где одна женщина предложила ему еду. Мы, индийцы, считаем своим долгом кормить садху, птиц, животных, всех живых существ, поскольку никто не знает, когда Бог явится ему. Бог может явиться в любой форме, и мы считаем, что если мы будем делиться пищей со всеми, то мы в конце концов накормим и Бога, и наша работа будет завершена.
Поев, Тулсидас сказал женщине: "Пожалуйста, проси о чем хочешь, я выполню это для тебя".
Она засмеялась ему в лицо и сказала: "Махарадж, сюда приходило множество святых, и никто не смог дать мне то, чего я хочу".
"Но я Тулсидас, - сказал он, немного обидевшись, - и я дам тебе все, что ты желаешь, только попроси".
Женщина вздохнула, подивившись его глупости, и сказала: "Я хочу сына".
Тулсидас вошел в медитативное состояние и, вернувшись через несколько минут к своему земному сознанию, сказал: "Ма, я боюсь, что иметь сына не соответствует твоей судьбе".
Женщина улыбнулась и ответила: "Это я и говорила вам с самого начала, а вы меня не слушали. Однако вы можете всегда приходить за едой". И Тулсидас пошел дальше.
Через некоторое время в город пришел агхори и, услышав историю о женщине, которая не могла иметь ребенка, решил как-то уладить это дело. Проходя по улице мимо ее дома, он закричал: "Кто накормит меня? За каждый роти (плоская хлебная лепешка), которым меня накормят, я предлагаю ребенка! Один роти, - один ребенок! Десять роти, - десять детей!" Услышав это, женщина пригласила агхори в дом и сказала ему: "Но, Махарадж, иметь ребенка не соответствует моей судьбе". Агхори ответил: "Плевать я хотел на судьбу". Она накормила его восемью роти, и в течение восьми лет у нее родились восемь прекрасных сыновей.
Через двенадцать лет Тулсидас вновь посетил этот город. Проходя по той же улице, он увидел восемь мальчиков и был тут же очарован их красотой и умом. Дети позвали свою мать, и она, пригласив его в дом, сказала: "Помните, как вы утверждали, что иметь сыновей не соответствует моей судьбе?" Когда Тулсидас услышал, что детей ей дал агхори, он вошел в состояние медитации, чтобы задать Раме на этот счет вопрос. Он спросил: "Рагхувира, если ты не позволил мне дать этой женщине сыновей, как мог этот грязный, вонючий агхори сделать это?"
Рама улыбнулся ему и ответил: "Тулси, этот агхори несколько отличается от тебя. Он вышел за пределы святости и пребывания в Саттве". Затем Рама решил с помощью агхори преподнести Тулсидасу хороший урок и внезапно закричал: "Ой, у меня ужасно болит сердце. Пожалуйста, Тулси, дай мне чье-нибудь сердце, чтобы мне стало легче".
Тулсидас испугался: если с Господом Рамой что-то случится, какова будет его судьба как главного преданного Рамы? И он выбежал на улицу с криком: "Сердце! Господу Раме требуется сердце! Кто отдаст свое сердце Раме?"
Отдыхавший под деревом агхори услышал его и позвал: "Тулсидас, иди сюда". Когда Тулсидас подошел к нему, агхори сказал: "Теперь я вижу, как сильно ты любишь Господа Раму. Если бы ты действительно любил Его, ты отдал бы свое собственное сердце в ту же секунду, как Он только об этом попросил. Так вот, если Господу Раме нужно сердце, пусть возьмет мое". Произнеся это, он разорвал свою грудь пальцами, вырвал из нее сердце и вручил его Тулсидасу.
Когда Тулсидас снова вошел в медитативное состояние, чтобы предложить сердце Раме, Рама улыбнулся ему и сказал: "Теперь ты видишь, как истинно любящий ведет себя по отношению к своему Возлюбленному?" Тулсидасу пришлось промолчать и признать величие агхори.