Книги

.....

Перо и книга

Альбом воина

 

Истории, которые я поместила в свой альбом воина, — вехи на пути знания. Они особенны, потому что смогли беспардонно сунуть под нос то, что осознать и принять было необходимо. Извлеченные из них уроки указывали направление и освещали дорогу для последующих шагов, приведших, в конце концов, к победе над первыми двумя врагами человека знания — Страхом и Ясностью.

Истории идут в хронологическом порядке: выше — более поздние.


 

ПОБЕДА НАД ЯСНОСТЬЮ

Каждое осознание знаменуется своим лозунгом. Лозунг всегда несет на себе печать разочарования. Освобождение от чувства собственной важности рождает внутри возглас «Какой же я был тупой!»; понимание ошеломляет — «Оказывается, вон оно чё, а я-то думал!..»; победив ясность, хватаешься за голову — «Как же я не видел?!»

* * *

Чтобы победить ясность, я хотела сначала определить, что же это такое. А то непонятно, как бороться с тем, не зная, с чем.
Вот что сказал дон Хуан о ясности: «Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает уверенность, что он ясно видит все насквозь. … Но все это — заблуждение: здесь что-то не то…». Я взяла эти слова за отправную точку. Из них следовало, как мне казалось, что нужно сомневаться в своем видении. Каждый раз что-то утверждая, я напоминала себе: «а не ясность ли — то, что я говорю?» Но в то же время, некоторые вещи были так очевидны, что не могли быть заблуждением! Например, если я смотрела на белый холодильник, и говорила, что это белый холодильник, то это утверждение никак не могло являться ясностью, а лишь констатацией факта. Или что, я должна, глядя на белый холодильник, сомневаться в том, что это белый холодильник — но чем, в таком случае, я отличаюсь от психа?
Победа над страхом дала видение — то, чего не было раньше. Почему я должна сомневаться в видении, которое рассеяло страх? Видение — то, что открыло глаза, что в нем не так? Короче, я никак не могла нащупать, что же такое ясность.
Все произошло, когда страдания, испытываемые мною в тот период моей жизни, довели меня до полного отчаяния. Отчаяние толкнуло в бездну, как это всегда и бывает. Только я больше не противилась падению — я летела вниз с открытыми глазами в центре своего полнейшего ужаса.

Утром я проснулась с ощущением силы. Она пришла на смену ясности, как пустота приходит на смену чувству собственной важности. Мне казалось, что, чтобы получить то, чего я хочу, мне даже голову поворачивать не надо — достаточно лишь направить внимание. Мне нравилось мое новое ощущение — я являлась целиком отрешенностью. И в этой отрешенности было знание: все будет, как мне надо, но мне никак не надо!
Опять получилось, что, только освободившись от ясности, я стала знать, что же это такое. Теперь я знала, что все, что я видела, было такой иллюзией! Позже озвучив это подруге, я услышала вопрос: «То есть все, что ты видела, было не так?» Я ответила: «Все было так и в то же время было иллюзией».

Рисунок на правой икроножной мышцеЯ лежала в постели, и мне не хотелось двигаться. Передо мной разворачивалась картина моего заблуждения: ясность действительно оказалась всего лишь точкой перед глазами. Это как едешь в транспорте, в котором заморожены окна, и чтобы не проехать свою остановку, пальцем размораживаешь кружочек на стекле и смотришь в него. Разве все, что в него видится, иллюзия? Нет. Все видимое в него действительно существует, сомнений тут нет. Но если разморозить все окно и увидеть полную картину, то лучше поймешь ту часть, которую было видно в кружочке. Без полной картины мир, видимый в кружочке — всего лишь фрагмент, интерпретация которого, скорей всего, будет ошибочна. Но и картина, которую мы видим в полностью размороженном окне — тоже всего лишь фрагмент того, что мы увидим, выйдя из автобуса!
Я была шокирована — «Как же я не видела?!» Все видение сводилось на нет рассматриванием, принятием во внимание происходящего только в «своем» кружочке. Увлеченность точкой перед глазами лишала возможности увидеть полную картину и превращала видящего в слепого. Меня опустошило осознание, что чем дальше я иду, тем меньше знаю. Точнее будет сказать, что я вообще уже ничего не знаю. И не вижу. То, что я вижу — и реальность, и, одновременно, всего лишь иллюзия на каком-то другом уровне. Короче, я смотрю и не знаю, на что я смотрю. Я смотрю на свои иллюзии.

Победа ясности — это еще и прекращение интерпретаций. Как обусловленный человек все интерпретирует через призму своего «Я», так и видящий интерпретирует через призму «своего» видения — «своего» кружочка или окна. Когда видишь, кажется, что не вносишь интерпретацию, а просто регистрируешь факт того, что есть. Но интерпретация уже заключается в том, что ты принимаешь видимое в кружочке за полную картину.
В тот день я подумала удалить группу Вконтакте. Мне нечему учить людей. Я ничего не знаю. Я просто рассматриваю иллюзии…

 

P. S. Магия — это размораживание все большей площади замороженного окна.


 

ПОИСК «БЛАГОПРИЯТНОГО ПЯТНА»

Я участвовала в большом мероприятии — известный лама давал посвящение и практику. Народу было более двух тысяч человек.
В самом начале лама велел всем новичкам сесть в первый ряд, чтобы было все видно и слышно, чтоб ничего не упустили. Новички ринулись занимать места. Так как народу было много, в первый ряд все не уместились, заняли и второй, и третий. При этом плотность была такова, что невозможно было сесть в падмасану, чтобы свободно положить колени на пол — соседи хотели сесть так же, все упирались коленками друг в друга, пытались подвинуть или вытеснить. Я потерпела так пару дней, а потом плюнула и решила пересесть — пусть подальше, но чтобы свободно.
Я ушла со своего места прямо под сценой в центре первого ряда и села у боковой стены, достаточно далеко, чтобы хорошо видеть. В этом месте стояли колонки, и голос ламы, говорящего в микрофон, глушил, а сзади сильно дуло в спину. На вторую сессию этого дня я даже взяла с собой спальник, чтобы обернуть вокруг спины и согреться, но он меня не спас. Я так сильно замерзла, что вынуждена была уйти, не дожидаясь конца сессии.
На следующий день я решила сесть сзади. Тут было посвободней, не так сильно дуло, не было колонок. Мое место было прямо напротив сцены, но далеко, почти в конце зала. А зал был огромный, размером чуть меньше футбольного поля.
Оглядываясь на сидящих людей в каждом из трех мест моего пребывания, я вдруг увидела, что в каждом из мест люди одинаковые — у них некий общий знаменатель. То есть если в первом месте общность людей можно было назвать «хабалки» или «сплетницы» (независимо от пола), то в другом — «отщепенцы», а в третьем — «удовлетворенно-спокойные». «Хабалки и сплетницы» не могли сосредоточенно делать практику, они суетились, переговаривались, издавали смешки и реплики. «Отщепенцы» были замкнуты, сами в себе, не хотели, чтобы их трогали и сами не трогали других. «Удовлетворенно-спокойные» были доброжелательны, улыбчивы, не говорили попусту, были отзывчивы и помогали, если к ним обращались. Слушали они внимательно, практиковали спокойно и даже отрешенно, без фанатизма.
Все они оказались в своей группе не случайно. Выбирая места, люди, казалось бы, оценивают только территорию: не дует ли, не капает сверху, удобно ли сидеть, хорошо ли видно и слышно. Но на самом деле, что-то в них исследовало расположившихся в этом месте людей. И если окружающие принадлежали той же группе, к которой относился и выбирающий место, то он находил его подходящим, комфортным.
Если бы можно было покрасить людей определенной группы в какой-то цвет, то весь зал был бы покрыт крупными пятнами — синими, красными, зелеными, желтыми. И водоразделом между этими пятнами были бы люди, которые являются переходным цветом, между соседними цветами. К «переходным» относились бы те, кто включал в себя часть характеристики «синих» и «красных», например. Такие сидели бы между «синей» и «красной» группами. Отдельные представители разных групп никогда бы не сели вместе. То есть размещение «синего», «красного» и «желтого» близко друг к другу невозможно. Разные цвета никогда не образуют одну общность. Зал сверху мог бы выглядеть именно пятнами, а не цветными вкраплениями, подобно конфетти.
Выбирающий место человек видит все, а не смотрит на часть помещения. Но не осознает этого. Если он сможет быть осознанным в момент выбора, он будет знать, почему сел именно сюда.


 

ПОТЕРЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ФОРМЫ

16 октября 2007 года у меня заболел живот. Боль сконцентрировалась в одной точке, в нее можно было ткнуть пальцем. Располагалась эта точка в самом низу живота, чуть правее от срединной линии тела — область матки или правого придатка.
Боль появилась внезапно и сразу была сильной, но продолжала усиливаться. Я узнала эту боль: однажды живот уже так болел несколько лет назад, так же сильно и схваткообразно, долго, несколько часов, а потом еще три дня я ходила, неспособная полностью выпрямиться, словно были сильно растянуты или разорваны мышцы живота и внутренние органы.
Я лежала, прижав ноги к животу и обхватив их руками. Иногда боль вырывала из меня крик, скручивая меня еще сильнее. Я не хотела вызывать скорую, собиралась перетерпеть это все, как тогда, когда само все прошло, но я боялась, а вдруг это аппендицит?! Родственница в беспокойстве за меня подогревала мой страх, предлагая вызвать скорую помощь. Она сказала: «Ок, конечно, ты можешь терпеть, но это очень похоже на аппендицит, может все же вызовем скорую?»
Страшная боль доставляла страдания и усиливала страх.
Боль длилась уже часа 4, и хоть пик ее прошел, она все же оставалась очень сильной, а регулярно появляющиеся схватки не способствовали моему успокоению и исчезновению страха, поэтому скорую все же вызвали. К тому же, взвесив все, я решила, что должна обладать информацией о том, что со мной — глупо было бы умереть из-за того, что поздно спохватилась и упустила возможность. Это решение и стало причиной вызова скорой помощи.

Врач на месте не смог определить, что это точно аппендицит. Я видела, что он в непонятках, что со мной. Он предложил поехать в больницу, сдать анализы. Мы поехали. В больнице я сдала кровь, и мне сказали, что аппендицита нет, и мы можем идти домой.
Мы добирались пешком, идти было очень трудно из-за сильной боли, обе руки я прижимала к животу, чтобы защитить его от вибраций и отдачи, и старалась ступать как можно мягче и идти плавней. Я не могла полностью выпрямиться и делала очень маленькие шажки.
С этого дня приступы сильнейшей боли в животе стали появляться сначала раз в полтора месяца, но постепенно становились все чаще — каждые три недели. С учащением приступов усиливалась и боль, хотя, казалось бы, куда уж усиливаться! Я думала, «наверно, именно это испытывают женщины во время родов». Во время приступов мне вызывали скорую, чтобы убедиться, что ничего экстренного в моем состоянии нет. Врачи каждый раз выдвигали разные версии причины боли и в зависимости от версии везли меня к соответствующему специалисту, предварительно сделав дома обезболивающий укол: к хирургу, гинекологу, хирургу…
Версии были следующие: аппендицит, гинекологические проблемы, опять аппендицит, неизвестно, что.
В конце концов я перестала вызывать врачей, потому что 1. поняла, что это бесполезно и скорей всего происходящее со мной — вообще не болезнь; 2. все кончалось одним и тем же — брали анализы, ничего не находили и отпускали, что означало, что я, не способная даже разогнуться, должна была своими ногами добираться домой.

Через полгода к болям в животе добавились боли в желудке. Желудок болел каждый раз после приема пищи, то есть несколько раз в день. Это очень напрягало, потому что вызывало в памяти неприятные ассоциации. Когда мне было 3 года, бабушка умерла от рака желудка. Я тогда была слишком мала, чтобы понять, что это за болезнь, и мама мне объяснила, что у бабушки очень болел желудок, из-за этого она не могла есть и, по сути, умерла от голода. И вот теперь, когда у меня каждый раз после еды болел желудок, все это вспоминалось отчетливо, рождая холодный страх. После трех недель таких болей в желудке и моего нарастающего беспокойства по этому поводу пришло несомненное знание, что я умру. И я даже знала, когда именно — через 11 месяцев, в феврале.

У меня не было знающего учителя, который мог бы дать совет в этой ситуации, но оставаться один на один со всем этим я больше не могла и позвонила подруге, которую считала наиболее трезвомыслящей из всех моих близких. Ее совет обратиться к врачам и пройти обследование, мне не понравился — я не могла допустить услышать подтверждение диагноза, я боялась свалиться в депрессию и бездействие, а этого нельзя было допустить. Подруга говорила вроде бы разумные и логичные вещи, что пока нет медицинского заключения, то нет и причины для беспокойства, а если диагноз подтвердится, вот тогда и буду паниковать, не раньше, но зато и шанс появится вылечиться. А так, сидя дома и рыдая, я просто упускаю время и возможности, и безосновательно треплю себе нервы.
Мне хотелось ей верить, но знание неотвратимости смерти через 11 месяцев рассыпало все доводы в прах, не позволяя мне ухватиться за соломинку. Довериться врачам для меня означало потерять драгоценное время.

Вторая причина, почему я не хотела обращаться к врачам, заключалась в том, что на эту перспективу я смотрела совершенно иначе — как можно довериться кому-то, кому до меня, до моего тела нет никакого дела? И не просто довериться, а доверить самое дорогое — жизнь! Мое тело ценно только для меня, с чего это кто-то будет заинтересован вылечить его так же, как заинтересована я? Только я могу действовать взвешенно и безупречно в отношении своего тела. Врач берется лечить других, потому что они не имеют никакого значения для него, а вот если бы он сам заболел, то побежал бы к врачам, а не лечил себя сам. Как можно доверить свое тело тем, кому наплевать на него?!
И что они вообще знают, врачи? Они копаются в физическом теле, отрезают кусочки, делают химию, а потом человек все равно умирает, промучившись и бесплодно теша себя надеждой. Чего лечить в физическом теле, если мы — энергия? А у меня в руках бесценный дар — учение йоги; я буду практиковать еще больше и тщательней, и если уж йога не вылечит меня, то что сможет сделать медицина?!
Обращение к медицине мне представлялось неким актом обреченности, типа, когда я уже ничего не могу сделать, тогда уж можно обратиться к врачам — что я потеряю?

Раз мне осталось всего лишь 11 месяцев, то я должна была очень емко использовать отпущенное мне время и жить, как можно счастливей, не растрачиваясь на то, что не приносит радости, не принуждая себя к чему бы то ни было. Я посмотрела на то, как живу. В то время в моей жизни существовала только практика и увлекательнейшая торговля на форекс. Я вставала в 5 утра и сразу садилась медитировать, чтобы к 8 часам освободиться и открыть торговый терминал. Потом я завтракала. Обед у меня был между 12 и 2-мя часами дня, чтобы к 6 вечера мой желудок уже был пуст, потому что в 6 вечера начиналась следующая практика. Потом немного свободного времени и еще одна медитация перед сном. Из дома я не выходила, все свободное время я отдавала изучению торговли на форекс. У меня была счастливая полноценная жизнь, в которой не было ничего лишнего — я жила именно так, как хотела!
Итак, выбор был сделан и решение принято: полностью довериться практике на свой страх и риск. И еще я должна была оформить документы о собственности на близких — перед смертью надо было поставить точку в каждом деле и приблизиться к ней с пустыми руками.

* * *

 


 

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ВИДЕТЬ?

В какой-то момент я стала видеть. Сначала появилась способность предвидеть расставания с дорогими мне людьми, позже — предвидение смерти. Это было ощущение внутри меня, в животе, ощущение разрыва. Каждый близкий — часть нас, и эта самая часть неумолимо отрывалась, и ничто не могло этому помешать: для меня смерть была уже состоявшимся фактом, просто оттянутым во времени. Что-то во мне знало, что я бессильна этому помешать. Или не бессильна?

Это был самый первый эпизод, когда я без сомнения знала, что приближается смерть. Ощущение неотвратимости сеяло страх, и страх был невыносим: у меня дрожали руки, меня рвало, я не могла думать ни о чем другом. Еще я знала, когда случится смерть, и осознание того, что мне жить в этом леденящем страхе целых 3 месяца, ужасало. Я плохо спала, а когда просыпалась, не знала, что сделать, чтобы его не испытывать. Я звонила подруге, плакала в телефонную трубку, говоря ей: «У меня плохие предчувствия, я не знаю, что делать!» Я не могла выдавить из себя слово «смерть», как будто боялась накликать то, чего еще, может быть, можно было избежать. Я до последнего цеплялась за иллюзию.

В тот период я вдруг осознала, что люди не видят, потому что бояться увидеть. Видеть — значит знать то, что есть, а знание категорично. Вот я хотела видеть — я вижу. И что? Страх просто уничтожает меня! Было совершенно очевидно, что пока не преодолено эго, пока остается что-то важное, ценное, пока нет отрешенности, и все неравнозначно — видение не дар, а проклятие. Я вдруг поняла, что получение желаемого не только не радует, — оно меня ужасает! Воистину, вы можете достичь всего, чего пожелаете, но не пожалеете ли об этом, получив желаемое? Тогда я не хотела видеть! Я не согласна была жить вот так, блюя от знания о надвигающейся смерти!

Я не могла ничего не предпринять, зная, что смерть — это окончательность, и у меня не будет другого времени попытаться что-либо изменить. Самое ужасное — я не знала, кто обречен, на кого обратить внимание, о ком заботиться, поэтому я выбрала самого дорогого, на тот момент, человека для меня: я должна была сделать все от меня зависящее, чтобы предотвратить то, что я могла предотвратить. Я встречала и провожала; смотрела по сторонам, отмечая движение транспорта и людей; с подозрением вглядывалась в приближающихся мужчин, тем более — компании; задирала голову, чтобы убедиться, что с крыши не срывается ледяная глыба; заходила первая в подъезд или темные проулки… Я была телохранителем.
Смерть забрала не того, кого я оберегала, но это не умаляет катастрофичности произошедшего для меня.

Это событие сделало очевидным, что пути назад нет: раз я не могу не видеть, я должна видеть всю картину. Я так же была вынуждена пересмотреть все свои устремления — действительно ли я хочу достичь того, чего вознамерилась достичь?


 

МЕЛЮЗГОВЫЙ ТИРАНЧИК

Часть I. Жертва

«Наиболее эффективную стратегию, по словам дона Хуана, выработали видящие времен Конкисты — великие мастера искусства сталкинга. Эту стратегию составляют шесть взаимодействующих между собой элементов. Пять из них называются атрибутами образа жизни воина: контроль, дисциплина, выдержка, чувство времени и воля. Все они относятся к миру воина, ведущего битву с чувством собственной важности. Шестой же элемент — наиболее, пожалуй, важный из всех — относится к внешнему миру и называется мелким тираном».

«Мелкий тиран — это мучитель, — объяснил дон Хуан. — Некто либо обладающий властью над жизнью и смертью воина, либо просто раздражающий его до безумия».

«Существует два подкласса малых мелких тиранов. Первый подкласс составляют мелкие тираны, во власти которых всячески преследовать человека и даже довести его до нищеты, но которые не могут непосредственно лишить его жизни. Их называют мелкие тиранчики — «пинчес тиранитос». Второй подкласс состоит из мелких тиранов, которые просто бесконечно раздражают и надоедают. Их название — мелюзговые тиранчики — «репинчес тиранитос», или крошечные тиранишки — «пинчес тиранитос чикититос».

На следующий же день после вселения в свою квартиру я поняла — с соседями мне «повезло».
Худощавая энергичная пенсионерка тетя Лена, поймав меня утром на выходе из подъезда, криками и матом известила о том, что подала на нас заявление в ЖЭК по какой-то высосанной из пальца причине. «И весь дом подписался!» — закончила она. Я была в недоумении от такого «общения», мне оно было в новинку.
На протяжении всех лет проживания по соседству с тетей Леной, она измывалась, как могла, над жильцами нашего дома. Ее не останавливали ни пол, ни возраст жильцов, она скандалила со всеми, кто не разделял ее правил домоустройства. В голове у нее творилось что-то невообразимое, настроение колебалось с такой частотой и амплитудой, что она была абсолютно непредсказуема. Меня все это дергало и расстраивало. Вечером тетя Лена могла разразиться неимоверным скандалом по поводу окурков, которые мы, якобы, бросаем на лестничной клетке, а следующим утром, добродушно улыбаясь и показывая на своего кота Барсика, говорила: «Саш, ты посмотри на эту сытую рожу — нажрался с утра и валяется кверху пузом в огороде! Ой, а вчера, вообще, знаешь, чё учудил...»
Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Мне не нравилось это напряжение в ожидании очередного скандала, оскорблений и угроз.

Будучи воспитана в семье, где отношения с соседями были практически родственными, я долго не могла привыкнуть к иным и научиться воспринимать соседей, как врагов. Списывая срывы тети Лены на ее плохое настроение, я относилась к ней, как к обычной соседке: почти такой же, как те наши, просто более темпераментной и нервной. Поэтому поначалу мы даже приглашали ее по вечерам на чай. Надо сказать, что когда она была в спокойном состоянии, мне нравился ее юмор, и проводить время в болтовне с ней было интересно и весело. Совместные чаепития, тем не менее, не мешали тете Лене по поводу и без орать и писать жалобы в ЖЭК. Жаловалась она, в основном на то, что мы шумим — топаем так, что у нее «щикатурка сыплется». Это, разумеется, был просто способ придраться. Жалобы она относила, предварительно собрав подписи жильцов нашего дома, и вскоре почти все они были настроены против нас. Ее сплетни были щедро сдобрены информацией, которую она получила, бывая у нас: весь дом знал о нашей обстановке, финансовом состоянии, проблемах, гостях и прочих бытовых вещах. Они неоднократно использовали эту информацию против нас, шантажировали, и это напугало меня. Мы перестали приглашать тетю Лену и рассказывать что-либо соседям. На прямые вопросы — «А че купили-то? Это что такое в коробке несешь?» — отвечали уклончиво или отшучивались, не сообщая фактов. Я начала понимать преимущества отсутствия личной истории.
Потеря возможности приходить к нам и узнавать о происходящем бесило тетю Лену. Теперь она не ограничивалась жалобами.

байк HondaКогда у меня появилась машина, проблем прибавилось. Рядом с домом был гараж. Сначала там стоял мопед, но его украли, вскрыв замок. Это было нетрудно для воров, учитывая расположение гаража — он находился сбоку дома, вне видимости из окна, вдобавок его окружала густая растительность. Тем не менее, я решила ставить машину в гараж, а не у подъезда, как это делали другие жильцы, тем более что тетя Лена жила на первом этаже подо мной. Стоящая под ее окнами машина, послужила бы красной тряпкой для сумасбродной соседки, и я боялась, что она ее повредит.
Каждый раз ставить машину в гараж было неудобно. Это занимало больше времени, чем просто припарковаться и выйти, особенно зимой, когда после снегопада нужно было сначала убрать снег. Выезд из гаража был узкий, и однажды я застряла так, что откапывала машину почти 2 часа, прежде чем смогла выехать. Кроме того, замок гаража замерзал после оттепели, и открыть его было невозможно. Это все осложнялось тем фактом, что ни в гараже, ни возле него света не было.
В общем, однажды мне это надоело. К тому времени соседи привыкли к наличию у меня машины, и я надеялась, что они не придадут особого значения, если я буду оставлять ее под окнами. И все же приучать их к этому я решила постепенно — иногда загоняла в гараж, иногда — нет. На случай упреков было готово оправдание: «Приехала поздно, ставить в гараж было темно». Но во время очередных приступов садизма тетя Лена орала, чтобы я убрала машину.

Измывательство со стороны тети Лены в союзничестве с соседями продолжалось 10 лет. Дом не был моей крепостью — в нем было неспокойно. Звонки в дверь нервировали меня, потому что ничего хорошего не сулили: почти всегда это были соседи с очередными наездами. Я пыталась найти выход, жаловалась родителям. Рассказывая маме отдельные истории, я не задавала прямых вопросов «что мне делать?» и «как мне наладить отношения?», но, по сути, искала ответа именно на них. Мама же в своих отношениях с кем бы то ни было, всегда следовала принципу, который озвучивала так: «Надо по-доброму, ласково». И хотя добро и ласка с тетей Леной не работали, я всегда держала в голове мамин принцип. При этом я искала и свою формулу взаимоотношений, некую линию поведения, которая бы выстроила все, «как должно быть» и «как правильно». Под этим я подразумевала такое отношение ко мне, когда со мной считаются и уважают.
На тот момент все книги Кастанеды были уже прочитаны, и я знала, что такое сталкинг и пыталась его «практиковать». Но весь мой сталкинг сводился к подстраиванию под настроение тети Лены — здороваться с ней, улыбаться, подавляя желание промолчать или послать куда подальше — или к агрессивному противостоянию, и в принципе ничего не менял, да и не мог изменить. Повод кардинально изменить ситуацию она дала мне сама.

* * *

В начале апреля, когда сходил снег, жильцы устраивали субботник: убирали мусор, засыпали щебнем дорогу перед домом, красили, облагораживали территорию. В этот раз по инициативе тети Лены они решили сделать клумбы. Клумбами должны были послужить автомобильные шины, раскладываемые перед палисадниками вдоль всего дома. В них засыпали землю и сажали семена.
Моя машина стояла под окнами и мешала положить шины. Тетя Лена крикнула, чтобы я ее убрала. Расстроенная всей этой движухой, обещавшей мне новые проблемы, я отогнала ее к углу дома.
Теперь я не могла припарковаться вплотную к тротуару, потому что возле него лежали клумбы. Дорога сузилась, моя машина мешала проезжать водителям, живущим в следующем подъезде. Они неоднократно просили меня выйти и переставить машину, случались конфликты. Переставлять было некуда, разве что в гараж. Тетю Лену, несомненно, радовало такое положение вещей, она наслаждалась мучениями жертвы.
В следующем подъезде машины были только у двух семей. Вика с Глебом ездили каждый на своей, у Андрея жена не водила, машина была только у него. Там, где они оставляли свои машины, тетя Лена шины не положила — они ее попросту послали. Не желая враждовать с вполне нормальными людьми, я доверительно поговорила с Викой и Андреем. Они оба сказали одно и то же разными словами, суть которых сводилась к тому, что тетю Лену надо послать, а баллоны (как их называла тетя Лена) убрать. Я завидовала их способности послать ее, но не осмеливалась сделать это, боясь, что будет только хуже. Я считала факт проживания в другом подъезде большим преимуществом, избавляющим их от постоянных издевательств с ее стороны.

Спустя месяц после субботника я вышла из подъезда, собираясь ехать на работу, и увидела стоящие возле лавочки мешки со стеклотарой. Тетя Лена, перехватив мой взгляд, сообщила, что собирается сдать бутылки. Я с удивлением спросила: «Как же ты это все потащишь?» Она сказала, что на тележке: «Да это возле рынка, довезу потихоньку». Рынок был в двух остановках. Я представила все сложности погрузки и транспортировки и предложила подвезти ее на машине — мне было по пути. Она с радостью согласилась. Мы погрузили мешки в багажник, и я довезла ее прямо до пункта приема. Сделав это искренне из желания помочь, я, тем не менее, рассчитывала, что соседка поумерит свои нападки хотя бы из благодарности.
Первое время так и было. Она не устраивала скандалов, улыбалась, а если была недовольна какими-то нашими действиями, высказывала это хоть и нервно, но достаточно сдержано.
Через неделю процесс повторился. Она знала, во сколько я выхожу, и, видимо, подстраивалась под меня. Но тогда я этого не поняла.
Всего я отвезла ее три раза.
На четвертый мне пришлось ей отказать из-за срочного дела. Она, вроде, не расстроилась и сказала что-то в таком духе: «Ну, ладно, я сама, тут недалеко. В следующий раз». Я заметила этот «следующий раз», но отнеслась просто как к словам.
Всю неделю тетя Лена, заметив меня, намекала, что надо бы съездить сдать бутылки. Сначала я была занята, а потом почувствовала внутреннее сопротивление появившейся вдруг обязанности возить тетю Лену. Та от намеков перешла к шантажу и угрозам, а через две недели объявила, что подала на меня в суд за пролитие.
Незадолго до этого я обратилась к Володе — мужчине средних лет, проживающем у тети Лены — с просьбой посмотреть бачок унитаза, вода из которого продолжала журчать после его полного наполнения. Володя был сантехником и несколькими месяцами раньше в составе бригады делал капитальный ремонт системы отопления в нашем доме. Тетя Лена подселила его к себе взамен на мелкий ремонт в квартире и помощь на огороде. Володю это вполне устраивало — в области работы не было, а каждый день кататься в областной центр было долго и дорого. Он согласился посмотреть бачок, но так и не дошел до нас.
Но слух о том, что «что-то там течет» явился поводом для заявления в суд. Опять я подставила себя своей болтовней. К тому же тетя Лена была уверена в аварийном состоянии моего санузла.
Дело в том, что когда я въехала в квартиру, его состояние действительно было ужасным. Благодаря тете Лене, тогда регулярно приходившей к нам, об этом знал весь дом. Однако позже был сделан капитальный ремонт всей сантехники. А вот об этом дом не знал. Соседи, конечно, видели возню со стройматериалами и вытаскиваемые мешки мусора, но что именно меняется в квартире, им оставалось только гадать: вытянуть какую-либо информацию из нас на тот момент было уже невозможно.
Как бы то ни было, очередной урок я усвоила: ни в коем случае не нанимать работников из среды знакомых. Все опять сводилось к личной истории.

В случае победы тети Лены в суде мы должны были выплатить сумму, компенсирующую стройматериалы на ремонт и судебные издержки. С моей точки зрения ситуация была ужасна: бабка вполне могла сделать такой «законный» способ отъема денег регулярным. Чтобы не дать этому случиться, я должна была выиграть дело.
Акт пролития был составлен со всевозможными нарушениями – заочно и задним числом. Юрист, к которой я обратилась за консультацией, смотрела на меня, как будто я с другой планеты: «Дело не может быть возбуждено, если акт составлен с нарушениями – он недействителен!». Я сказала, что все понимаю, но судья не прекращает дело; что когда я сказала судье: «Комиссия из ЖЭКа даже не зашла в мою квартиру зафиксировать пролитие!», та просто ответила: «Они заходили, но никто не открыл – вас не было дома». Все мои письменные протесты просто подшивались к делу, но ничего не менялось. У меня было ощущение, что, что бы я ни делала, везде натыкаюсь на стену. Юрист сказала, что дело на 100% выигрышное, но я понятия не имела, как сделать его таковым.
Так как добиться прекращения дела мне не удавалось, не было другого выхода, кроме как доказывать свою невиновность. И раз судебная система вполне позволяла себе фальсификацию, то и я должна была не гнушаться ложью ради достижения цели.
Я заручилась поддержкой подруги, которая согласилась свидетельствовать, что была у нас в гостях в тот день, и никакого пролития не было, сантехника работала исправно. Я сделала распечатку телефонных звонков на телефонной станции, из которой было видно, что с домашнего номера совершались звонки. Она так же была предъявлена суду в качестве доказательства нашего присутствия дома. Еще я потребовала внести в дело фотографии нашего санузла - он был в идеальном состоянии после недавнего ремонта.
На заседаниях я была интеллигентна, подчеркнуто вежлива, обращалась к судье не иначе, как «Ваша честь», но чувствовала, что та на стороне тети Лены. Она не реагировала на предоставляемые мной доказательства, хотя аккуратно подшивала их к делу. Зато очень реагировала тетя Лена. Ее бесило вот так придти в суд и обнаружить «свидетельницу», которую она до этого в глаза не видела, а я, не краснея, утверждаю, что свидетельница – наша близкая подруга и часто бывает в гостях. Свою ярость тетя Лена компенсировала местью: забивала землей и мелкими камешками замки на воротах моего гаража, подкладывала доски со специально набитыми в ряд гвоздями в колею по колеса моей машины, замаскировав их опавшими листьями - это только примеры из длинного списка ее пакостей.
Тяжба тянулась долго, загоняя меня глубже в депрессию.

* * *

Осень в том году была теплая, бесснежная. Первые редкие снежинки появились только в начале декабря.
Я смотрела в окно. Мое состояние последние несколько месяцев было удручающим. Никакого даже временного перемирия с тетей Леной больше не было. Я находилась словно на вражеской территории: под постоянным прессингом, в напряжении, ощущая злобу соседей, которые только и занимались тем, что выискивали способы придраться. Я была психологически раздавлена настолько, что, казалось, терять мне больше было нечего.
Я смотрела на падающие снежинки и думала, что вот скоро повалит снег, ударят морозы и лежащие перед домом шины станет невозможно убрать - они будут намертво вморожены в землю. Сейчас такая возможность еще была. Я вдруг почувствовала, что это мой последний шанс, что если я его упущу сейчас, то больше уже никогда ничего не смогу изменить. Одновременно с толчком к действию я ощутила леденящий страх неизвестности. И пока ум не начал развивать картину возможных последствий, я крикнула племянника и сказала ему собираться. Из двух страхов наиболее пугающим был страх потерять шанс.
Тетя Лена была дома, с соседками она праздновала свой день рождения. Снизу, из ее квартиры, доносился смех и застольные песни. Этот факт тоже сыграл свою роль в тот день, побуждая к действию: я наблюдала, как мучитель живет на полную катушку, позволяя себе все, я же прячусь в своих стенах, полностью лишенная свободы.
Я взяла лом, стоящий между дверьми, и мы вышли во двор. Начали с самой большой и тяжелой шины: используя лом, как рычаг, я подняла ее вертикально, а племянник откатил метров на 15, к забору располагавшихся напротив дома огородов. Потом принялись за вторую, поменьше. Я хотела быстрее убрать их все с тех мест, где они лежали – почему-то было важно разорвать эту связь шины с ее местом. И только после этого можно было не спеша откатить сваленные у забора шины на помойку.
Когда мы поднимали третью, из подъезда высыпали празднующие с тетей Леной во главе. Они были в ярости. Одна из них, видя нашу решимость, понимала, что просто криками нас не заставишь вернуть все на место, и начала спокойным голосом высказывать угрозы. Это звучало примерно так: «Положите баллоны на место, а то будет хуже». Хуже быть уже не могло, и мы продолжали свою работу. Две другие в один голос громко возмущались нашей бессовестностью. Тетя Лена просто кричала: «Караул! Она баллоны убирает!» Это было свидетельством ее беспомощности – она не знала, как остановить нас. На крики открылось окно третьего этажа. Там жила дочь одной и подруг тети Лены – толстая высокая хабалка возрастом чуть меньше сорока. Из окна она распиналась, какие мы сволочи, а потом, не желая пропускать интересное, вышла во двор, одетая на скорую руку.
Под крики, оскорбления и угрозы безумных баб мы убрали еще 2 шины и пошли домой. На всякий случай я несла лом несколько угрожающе – от взбешенных соседок можно было ожидать чего угодно. Тетя Лена крикнула вслед, что выключит нам воду и не включит, пока мы не положим «баллоны» на место. Так она и сделала - вентиль находился в ее квартире.
На следующий день я поставила машину под окна, чтобы освободившееся место не заняли, а тетя Лена с соседками опять не положили баллоны. Мне очень не хотелось это делать - я боялась за машину, - но отступать было нельзя.
Уже вечером мы наблюдали такую картину: тетя Лена убирала снег под нашими окнами, вот только отбрасывала она его не в палисадник, как обычно, а на капот и крышу моей машины. Во мне одновременно закипела ярость, и зашевелился страх. Она зажала меня со всех сторон. Я смотрела на закидываемую снегом машину, и мое сердце обливалось кровью. Я не знала, что делать. От нее нужно было попрятать все игрушки, спрятаться самой, но что это за жизнь? Ничего не придумав, ведомая только страхом, что испортят машину, я пошла загонять ее в гараж.
У гаража меня ждал еще один сюрприз: навесной замок был забит землей. Я опять отогнала машину под окна – теперь у меня была уважительная причина не ставить ее в гараж. Вот только не было гарантий ее сохранности. Я подумала, что если не отреагирую на выходки тети Лены, то в следующий раз она расцарапает покрытие или помнет кузов. Нужно было действовать. Я оставила замок нетронутым и вызвала милицию.
Милиция приехала – два здоровенных мужика. Предложили пройти к гаражу.
У гаража сотрудники осмотрелись: «Девушка, вам лучше машину под окнами ставить, там она будет в большей безопасности, чем в этом гараже». Потом они осмотрели замок, старший спросил: «Подозреваете кого?» Я подумала, что толку, что я назову тетю Лену? У меня нет никаких доказательств, что это сделала она, хотя я знаю точно, что она. Ответила: «Нет». Старший вытряхнул землю из замка и сказал: «Попробуйте открыть, посмотрите, все ли на месте?» Все было на месте: инструменты, колеса с летней резиной, всякий хлам. Последовал еще один вопрос: «Заявление писать будете?» Я отказалась. Мы пошли к дому.
Когда вылезли из зарослей, окружавших гараж, я увидела, как тетя Лена зло зыркнула на меня и направилась в противоположную от нас сторону. Проходя мимо машины, она демонстративно плюнула на водительское стекло. Милиционеры не видели этого, а меня взяла досада, что вот так, под носом у правоохранителей эта сука может вести себя, как угодно, и я не могу ничего с ней сделать! Ну и что, что я скажу, что подозреваю ее? Что она уже не первый раз портит замок. Про доски с гвоздями под колеса. Покажу свежую, еще теплую слюну на стекле машины и тетю Лену – единственную, кто находится сейчас на улице, кроме нас. Скажу, что у меня в квартире нет воды, потому что она выключила ее - что с того? Что они сделают с ней? Пожурят? А потом, когда уедут, она опять забьет замок землей и выключит воду? Как они смогут защитить меня от издевательств с ее стороны? Они приехали, уехали, а мне с ней жить.

1Судьба словно издевалась надо мной. Я привыкла решать конфликтные ситуации силой – это было просто и эффективно. Будучи специалистом в своей области, специалистом, каких мало, я думала, что вопрос о защите себя больше не стоит. Я думала, что физическая сила и навыки – это гарантия безопасности в жизни в любой сфере. Реальность оказалась шокирующей – я была абсолютно беспомощна. Судьба подсунула мне в противники бабку, которую нельзя было и пальцем тронуть без того, чтобы она не засудила меня. Оказалось, что я безоружна. В руках же этой тощей старухи было мое благополучие.
Мне предстояло разрулить ситуацию, в которой я оказалась впервые и не знала, как действовать правильно. Совершенно точно я должна была поступать необычно, не так, как я привыкла, и не так, как ожидала тетя Лена. Но сначала нужно было все взвесить и найти, как действовать.
Я понимала, что доступной меня делало обладание собственностью – машина была прекрасным средством шантажа. Если тетя Лена будет портить ее - прокалывать колеса, царапать кузов – все это обернется для меня немалыми финансовыми затратами. Конечно, я могла подать в суд за порчу имущества, но это опять же расходы. Пока суд признает ее виновной (и если признает) и обяжет выплатить ущерб, я должна буду платить за все из своего кармана. Могло получиться так, что все заработанные деньги будут уходить на восстановление испорченной машины. Готова ли я работать только лишь ради нее? Если нет, тогда с машиной придется расстаться. Готова ли я расстаться с ней? Что машина значит для меня? Что я потеряю, лишившись ее?
Все было бы иначе, если б мне нечего было терять. В этом у тети Лены было преимущество – у нее не было собственности, которой я могла ее шантажировать. Но действительно ли ей нечего терять? Ведь она всего лишь человек и обладает всем человеческим набором: страхами, желаниями, привычками. Что-то же должно быть важным для нее? Ключ к решению ситуации был именно в этом: мне нужно было найти слабые стороны старухи и быть готовой потерять то, что имею.
Я прикинула стоимость машины. Готова ли я пожертвовать ею в обмен на свободу? Не продать, а именно потерять ее и вложенные в нее средства? И какая же это свобода, если я не могу иметь, что хочу, и жить, как хочу?
Рассматривание ситуации с холодной головой время от времени прерывалось подкатывающейся яростью. Какого хрена я должна платить за прихоти ебанутой старухи?! Кто она вообще такая, чтобы мешать мне жить?

В тот же вечер, позже, я столкнулась с тетей Леной на ее площадке и потребовала включить воду. Я надеялась, что помелькавшая милиция возымеет на нее действие, но не тут-то было. Я немедленно была нецензурно послана. В ответ я пригрозила ей, что «так дам ей по печени, что она сдохнет через пару дней». В тот момент я понимала, что это всего лишь мое отчаяние и беспомощность. Хотя дальнейшие события показали, что она стала побаиваться встречаться со мной наедине. И еще эта стычка дала мне намек. Машину я все же поставила в гараж до принятия решения, как действовать. Утром следующего дня я выглянула в окно. Тетя Лена убирала лопатой снег с тротуара. Не понятно почему, я вдруг взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков.

* * *

«…Самыми сильными сторонами этого человека были его склонность к насилию и дерзость. Он выстрелил в дона Хуана среди бела дня на глазах у множества свидетелей. Огромной же слабостью управляющего было то, что ему нравилась его работа, и он ни в коем случае не пошел бы на то, что грозило бы ему увольнением. Поэтому ни при каких обстоятельствах он не стал бы убивать дона Хуана в пределах усадьбы днем. Еще одной слабостью этого человека была семья. У него были жена и дети. Они жили в лачуге недалеко от усадьбы. - Способность собирать подобного рода информацию, в то время как тебя постоянно колотят, - вот что такое дисциплина».
Карлос Кастанеда.

Весь день я продолжала наблюдать ситуацию.
Почему у меня нет возможности поставить старуху на место? Почему я не верю, что заявление в милицию на нее решит мои проблемы? Ответ был на поверхности: тетя Лена - пожилая женщина, а значит - «хорошая». Не может же бабушка быть инициатором конфликта с молодой девчонкой, которая нарушает общественный порядок, совершает противоправные действия – загрязняет окружающую среду автомобильными выхлопными газами, ломает клумбы, в то время как все жители благоустраивают, озеленяют двор «для детей». Пожилые – они да, могут быть с прибабахом, но они же не виноваты, «неизвестно, какая ты будешь в старости». Это все давало тете Лене высокий рейтинг в глазах окружающих – я должна была его понизить и повысить свой. Нужно было показать всем ее настоящую – что она свирепый деспот, садист, а не безобидная бабушка. При этом я, конечно же, должна выглядеть пострадавшей. Я посоветовалась с родственницей, и мы решили купить диктофон.
Что еще? Я даже не знала, за что ухватиться в ее случае. Я пыталась вспомнить все конфликтные ситуации и найти, что бесило тетю Лену. Это было трудно: одна и та же вещь могла как вызвать ее гнев, так и рассмешить. Ладно, что точно бесило бы меня и других людей? Что для меня «хорошо», а что «плохо»? Что мне нравится и что не нравится?
Самое простое – имя. Мы считаем данное нам имя «своим» и защищаем его; нам не нравится, когда наше имя коверкают или подбирают обидную рифму.
Возраст. Безусловно, каждый хочет нравиться, быть привлекательным. Моя мама красила волосы, чтобы скрыть седину. Отец всегда делал зарядку с гантелями по утрам и упражнения на гибкость в течение дня – следил за спортивной формой, поддерживая мужскую красоту. Тетя Лена наряжалась и красила губы «на выход» и в праздники. Кому нравится быть старым? Никому. Это нужно было использовать: отныне имя «тетя Лена» кануло в Лету, теперь ее следовало называть баба Лена. Я велела всей семье обращаться к ней именно так. Можно было еще короче – баба.
2Заявления в ЖЭК, иск в суд. Почему она их пишет? Во втором-то случае понятно – поиметь с нас деньги. Но что толку от миллиона жалоб в ЖЭК, написанных ею за все годы нашего проживания здесь? Зачем она ходит по инстанциям, несмотря на то, что эти хождения не приносят ей прибыли? Что за альтруизм? В каком случае я бы стала писать жалобы? Только в одном – если бы считала их действенным способом запугать человека, подчинить его. Заявления не заставляли меня бояться, но разве дело было во мне? Это были ее страхи, это она боялась огласки, позора в глазах других, ей это все причинило бы душевную боль и страдание. Ведь я действовала точно так же: я применяла физическое насилие только потому, что считала это болезненным, жестким, унизительным, вызывающим страх и, поэтому, стопроцентным средством решения проблем. Потому что боялась всего этого сама! Боже мой, насколько все одинаковы! Вот он ключ – исследуй себя и будешь знать каждого. Все ответы, как поступать и что делать с кем бы то ни было – во мне.

Врага нужно бить его оружием. Я должна была стать бабой Леной, превратиться в книжного червя и строчить жалобы во все инстанции по поводу и без. Во-первых, потому что ее это пугает. Была и вторая причина.
Деньги. Совершенно ясно, что для бабы Лены они были ох, как важны! Не секрет, что размер пенсии едва ли позволяет свести концы с концами. Баба Лена работала дворничихой и собирала бутылки не от хорошей жизни. Если поставить ее в условия, при которых она будет вынуждена оплачивать свои капризы, ей придется сделать выбор, и он будет не в пользу капризов. Даже если я выиграю не все суды, выплаты по проигранным делам станут для нее двойным ударом – материальным и моральным. Нести убытки за ею же инициированный конфликт – что может быть унизительней?
Третья причина заключалась в том, что хождение по инстанциям должны были измотать бабу Лену. Тут машина была очень кстати. Я могла посетить множество контор за короткое время. Попасть в обеденный перерыв не было для меня проблемой. Ей же придется ходить пешком. Учитывая, что бюрократическая система часто отфутболивала посетителя в другую контору за какой-нибудь не указанной в списке документов бумажкой, бабе Лене можно было только посочувствовать. Все это выматывало нервы, истощало физически и морально - в ее возрасте тяжело выносить такие испытания. Я знала, что тратиться на проезд она не будет - история со стеклотарой тому подтверждение. Она не могла позволить себе лишние расходы.
И я таки нашла, что бесит бабу Лену – когда мы топаем. Теперь «сыпящаяся щикатурка» должна была стать ее проклятием – я сказала членам семьи, чтобы они топали. То есть именно топали, а не ходили, как обычно. Родственники меня не поддержали, опасаясь очередного заявления в суд. Сама я, перемещаясь по квартире, в каждый шаг вкладывала весь свой вес. Баба Лена отреагировала немедленно – заколотила по центральной трубе отопления. Но это был мой ультиматум: топот мог быть прекращен только в обмен на воду. Я решила больше не просить, а вынудить ее включить воду. Для этого я должна была сделать ее жизнь по ее правилам невыносимой.

* * *

«…Благодаря контролю я мог выполнять самые идиотские требования этого типа. Ведь обычно в подобной ситуации мы тратим львиную долю своей энергии на переживания, обусловленные нашим чувством собственной важности. Любой человек, у которого есть хоть на йоту гордости, лопнуть готов, когда его заставляют чувствовать себя полнейшим ничтожеством. Я с радостью выполнял все, что он требовал. Я был весел и силен. И мне было наплевать на гордость и страх. Я вел себя там как безупречный воин. Умение закалять свой дух в то время, когда тебя попирают и топчут, - вот что называется контролем».
Карлос Кастанеда.

С тех пор, как мы убрали шины, соседки не раз говорили, что вернут их на место, а на меня подадут в суд за нарушение благоустройства территории. Сюда же приплеталась и моя машина. Они хотели писать в администрацию города, требуя запретить стоянки машин перед домом. И собирались вбить столбы, мешающие проезду машин к подъездам. По поводу запрета стоянок и установки столбиков я не переживала. Во-первых, в доме не я одна была владельцем машины. Нельзя забывать, что люди привыкают к комфорту и не согласны жертвовать даже малой частью его. Глеб и Вика были достаточно скандальны и ненавидели тетю Лену, чтобы убрать эти столбики в следующую же минуту после их установки. Я была бы рада заполучить автовладельцев в союзники. Во-вторых, существовали пожарные требования проезда машин, нарушение которых влекло за собой немалый штраф.
А вот по поводу укладывания шин в качестве клумб стоило озаботиться. Я собиралась найти документы, постановления городских властей, подтверждающие вред нахождения их на домовой территории и тем более – на детской площадке. Нужно было стать специалистом, чтобы выигрывать суды. Полагаться на кого бы то ни было, значит, не иметь контроля над ситуацией.
За этими материалами я отправилась в библиотеку. Я взяла с собой толстую тетрадь и как прилежная ученица запросила все, что есть, о вреде использованных шин. Из изученного выяснилось, что шины несли в первую очередь опасность радиоактивного загрязнения окружающей среды. За несколько часов в библиотеке я нашла и записала все необходимые характеристики шин, правила утилизации, статьи закона, применяемые к нарушителям и ответственность за нарушения.

Воды у нас не было уже третий день. Я позвонила родственнику, который когда-то работал начальником ЖКО одного из районов города, а потом по повышению ушел в администрацию города. Я описала ситуацию по существу, не вдаваясь в лишние подробности, и спросила, что делать? Он рассказал последовательность шагов. Сначала нужно было написать заявление в ЖЭК в двойном экземпляре и добиться, чтобы его приняли. В случае отказа нужно было потребовать письменный документ с указанием причин отказа. По получении заявки ЖЭК в течение суток устанавливает причину отсутствия воды, а именно – по их вине это произошло или нет. Если нет – ЖЭК сматывает удочки. Следующий шаг – заявление в милицию.
Я сделала все, как он сказал. Заявление в ЖЭКе приняли без лишних слов, назначили время: «Ждите, мастер придет сегодня после 16.00». Это была формальная процедура: мне нужен был официальный документ, подтверждающий отсутствие у нас воды, на который я могла сослаться, подавая заявления в милицию и в суд.
Естественно, как только сантехник появился у нашего подъезда, баба Лена включила нам воду. Возможно не только потому, что увидела его в окно. Она числилась дворничихой в нашем ЖЭКе и, возможно, ей позвонили сразу, как только я подала заявление. Сантехник вошел в квартиру, покрутил краны, констатировал наличие воды, сказал, что заявка закрыта и ушел. А я стала собираться в милицию.

Сначала я приехала в РОВД, но там сказали, что по моему вопросу нужно обращаться к участковому. Участок был гораздо ближе к дому, пришлось вернуться.
Участковый в звании майора выслушал меня, позадавал вопросы, обещал поговорить с бабой Леной, «может быть даже сегодня».
Вернувшись от участкового, я оставила машину под окнами. Если баба Лена укажет ему на это, как на нарушение, пусть он тогда разбирается и с другими автовладельцами. Я же в свою защиту могла сослаться на авторитетное мнение милиционеров, посоветовавших ради безопасности держать машину у подъезда, а не в гараже. Заявка в милиции была зарегистрирована, участковый мог проверить.
Участковый пришел «сегодня», как и обещал, около 20.00. Сначала он зашел к бабе Лене. Мне было слышно, как она на весь подъезд описывала, какая я плохая. Причем она не истерила, голос у нее был доверительный, пытающийся вызвать сочувствие и заполучить участкового в союзники - она строила из себя невинно обиженную бабушку. Воду она, естественно, включила еще до того, как он ей позвонил. Собственно по ее журчанию я и поняла, что пришел участковый. Как только он ушел, она выключила воду.
Я тут же спустилась к ней, прихватив диктофон. Перед дверью нажала «запись» и постучала. Баба Лена увидела меня в глазок и рявкнула что-то, типа: «Чего тебе надо?» Я потребовала включить воду. Она разразилась бурной нецензурной бранью - визит участкового поднял ей нервы, и она рада была сорвать гнев на мне. Она видела, что я не ухожу, и продолжала кричать громко и яростно, с отборным матом, я не перебивала. Только пару раз я вставила в диалог нужные фразы, чтобы на записи был понятен контекст ситуации. Когда весь необходимый компромат на бабу Лену был озвучен и ею, и мной, я ушла к себе.

Утром следующего дня я отправилась в поликлинику зафиксировать гастрит от питания всухомятку. Я хотела вписать в будущий иск возмещение морального ущерба и собиралась указать огромную сумму. Нужны были медицинские справки.
Следующий пункт – РОНО. Туда я тоже понесла заявление на бабу Лену. В квартире проживал несовершеннолетний, и ущемление его прав могло обернуться для нее большими проблемами.
Отныне я смотрела на все через призму «куда пожаловаться?» Любое шевеление окружающих – и в моей голове появлялся список инстанций, в которые можно было написать заявление на их действия. Я стала бабой Леной, только ее лучшим вариантом – более изощренным, потому что была умней.

Суд по пролитию тем временем продолжался. Каждый раз, когда баба Лена вручала мне повестку на очередное заседание, я говорила ей «спасибо». Ее несказанно бесила благодарность, ведь она делала все – ловила почтальона, пока он не опустил корреспонденцию в почтовый ящик, караулила, когда я пройду – ради того только, чтобы увидеть поражение на моем лице. Я не доставляла ей такого удовольствия, понимая, что даже такие мелочи деморализуют противника, и должно быть учтено все.

* * *

Воды по-прежнему не было. Семья возмущалась: «То есть вот так можно отключить воду соседям, и тебе за это ничего не будет? Нет ни одной инстанции, которая бы защитила твои права? Нет закона, который бы заставил виновного отвечать за свои поступки? Полная безнаказанность, делай, что хочешь!». Я решила допекать участкового ежедневно, чтобы он какими угодно способами заставил бабу Лену включить воду, лишь бы отвязаться от меня.

Вечером баба Лена опять забрасывала мою машину целыми лопатами снега. У меня кончилось терпение. Я сунула племяннику в руки фотоаппарат, сказала: «Снимай все!» и выскочила на улицу. Не помню, что именно я кричала бабе Лене; злость и отчаяние заставляли меня надвигаться – мне хотелось разорвать ее. Она знала это и боялась, и отступала. В какой-то момент, когда я подошла почти на расстояние вытянутой руки, она замахнулась лопатой: «Уйди, убью!» Я остановилась, и это придало ей смелости. Она опять замахнулась с криком: «Я убью тебя, сука! Уйди от меня!»
Я вернулась в квартиру, спросила племянника, что он снял? Когда я кричала на бабу Лену, я видела его силуэт в окне краем глаза, он следил за всем происходящим. Племянник сказал, что фотки не получились, слишком темно.
Я не знала, что делать, но следуя решению допекать участкового, поехала в милицию. Участкового майора не было, был его заместитель, капитан. Я знала, что умею нравиться людям с первого взгляда, и вызываю доверие своей открытостью – и использовала это. Он выслушал меня, я чувствовала его неподдельный интерес и сочувствие. В доказательство стервозности бабы Лены я дала ему прослушать диктофонную запись ее бранной речи. По поводу отключенной воды ничего внятного он предложить не мог, но на том месте рассказа, где баба Лена замахнулась лопатой, оживился: «А какая у нее лопата?» Лопата у нее была с металлическим совком. Участковый задал следующий вопрос: «Вы ощущали реальную угрозу?» Я сказала: «Конечно, она же ебнутая, запросто может ударить!» Капитан сказал, что угроза убийством – это уголовная статья, можно завести дело. «У вас есть свидетели?» Я сказала, да, племянник все видел. Капитан закусил губу: «Нужны два свидетеля». Я зацепилась за шанс, сказала, что найду второго. Он посмотрел на меня: «Если найдете еще одного, заведем уголовное дело. Возможно будет отказ, но стоит попробовать». Мы понимали друг друга.
Покинув участкового, я направилась к единственным соседям, с которыми мы были дружны. Семья жила в соседнем доме, который стоял очень близко – от нашего его отделял только тротуар. Муж Вадим и жена Татьяна были лет на 10 старше меня. Вадим работал таксистом на своей машине, и частенько мы обращались друг к другу, если возникали проблемы с авто. Татьяна была домохозяйкой. Их дочь, Лера, училась в том же учебном заведении, где я преподавала. У нас было полное понимание и взаимопомощь. Они знали все о конфликте с бабой Леной и переживали за меня и мою семью. Это у них мы набирали воду в пятилитровые бутыли, больше никто нам ее не давал. Бабу Лену они ненавидели всеми фибрами своей души - она попортила им немало крови. Я шла к ним за помощью.
Закрывшись в Татьяной и Лерой на кухне, я рассказала им о произошедшем. Я просила Леру быть свидетельницей. Я изложила свой план: Лера должна была рассказать, что видела все происходящее, когда выносила мусор на помойку. К помойке нельзя было пройти никаким другим путем, кроме как по тротуару, с которого просматривалось все, что творилось в нашем дворе.
Уговорить было сложно – они не хотели связываться с бабой Леной. Я понимала их. Татьяна ссылалась на Вадима – если он узнает, он устроит скандал. Я знала, что мужчинам труднее иметь дело с бабой Леной - она уязвляла их мужественность. Выглядеть беспомощным унизительно, никто из них не хотел терять мужской авторитет. Я привела самый главный аргумент «за»: завести уголовное дело на бабу Лену – это шанс победить ее, поставить на место, и гарантия, что больше она никого не тронет. Она оборзела от безнаказанности, нужен прецедент. «Вы хотите, чтобы она боялась вас прессовать?» После долгих сомнений они согласились, попросив меня не говорить ни слова Вадиму. Разумеется, я согласилась, иначе Вадим запретил бы Лере участвовать в этом деле.
На следующий день я написала заявление в милицию. Как и положено, в двойном экземпляре, получив квитанцию о принятии заявления. В мою пользу должен был сыграть негласный закон социума - кто первый подал заявление, тот и прав.

Продолжение следует...

Статьи

 

Статьи по книгам Карлоса Кастанеды.
Смогли ли вы уловить суть отдельной главы или абзаца? Я расскажу, что увидела, а вы понаблюдайте, так ли это.
Статьи являются кратким изложением вебинаров по книгам Карлоса Кастанеды.

 

 Бумага и ручка


 

ВВЕДЕНИЕ

О ЗНАНИИ

Знать — значит быть тем, что намереваешься Знать. Быть пловцом, значит, знать, как плавать; быть следопытом, значит, знать повадки зверей; быть мореходом, значит, знать море и судно. Знать, значит, обладать Силой. Нет никакого теоретического знания, оно — всего лишь набор слов в вашей памяти.

 

НАЙТИ УЧИТЕЛЯ

Учитель есть всегда и он здесь. Но обнаружить его способен лишь тот, кто не увлечен собственными представлениями о том, какой должен быть учитель, и не занят поиском этих самых собственных представлений. С чего вы взяли, что учитель обязательно должен представать в человеческом облике? С чего вы взяли, что он должен вести себя так-то и говорить именно то? С чего вы взяли, что он должен учить или давать практику?
Все, что окружает вас, есть Учение. Не происходит ничего «плохого» и «хорошего» — есть только уроки. Знание само найдет вас, если вы не будете закрываться от него своими представлениями.


 

ГЛАВА 1

ПОИСК «ПЯТНА»

Он сводится к присутствию. Обычно вы заняты чем угодно, но не наблюдением. Вы отвлекаетесь на внешнее и забываете себя. Не зная себя, как можно знать что-либо?

 

СДЕЛАТЬ ВЫБОР

Сомнение — это подумывание о смене направления, о прекращении начатого дела. Если ваше существование бесконечно, то можно и помудачить. Но сколько у вас времени? Какой смысл в метаниях от одного к другому? Если вас одолевают сомнения, значит, вы не сделали выбор, не определились, что же вы хотите. Четкое знание этого приходит с осознанием смерти. Только осознав мимолетность существования, можно отбросить все лишнее и стать тотально однонаправленным, без возможности свернуть, ибо сворачивать некуда.

 

А ЕСТЬ ЛИ СМЫСЛ?

Чувство собственной важности не может просто действовать. Делание всегда корыстно и ему предшествует поиск смысла. Поиск смысла, на самом деле, это поиск награды. В вопрос «какой в этом смысл?» вкладывается значение «а что я получу за это?» И если результат стоит усилий, чувство собственной важности соглашается оторвать задницу ради его достижения.

 

ПОЧУВСТВУЙ СЕБЯ ИДИОТОМ

Набор ваших реакций очень ограничен. Рамки, в пределах которых вы действуете, устанавливает чувство собственной важности: оно исключает поступки, могущие поставить вас в «неудобное положение», заставить почувствовать себя глупо, оказаться в «дурацкой» ситуации. Оно делает вас предсказуемым, застывшим, лишает возможности учиться, исследовать. Вся его роль сводится к тому, чтобы всегда находиться на страже себя, отслеживая и пресекая любые попытки покушения.

 

О МОТИВЕ

Что является мотивом вашего желания учиться? Любой мотив исходит из чувства собственной важности, оно и есть мотив. Оно хочет «знать» «потому что…», а, значит, ожидает награды. Находясь в «поиске знания», чувство собственной важности обманывает себя: оно никогда не нарушит свои собственные границы, не попытается открыть дверь в неизвестное, потому что неизвестное — это его смерть.
Знать стремится не эго. В этом стремлении постоянно присутствует осознание смерти и это осознание сметает все ожидания.


 

ГЛАВА 2

ОБ ОГРАНИЧЕННОСТИ

Человек окружает себя известным, чтобы отгородиться от неизвестного, пробуждающего страх. Таким образом, известное выступает в роли щитов. Их количество очень ограничено. Поиск «чего-то нового» — самообман, который сводится к извлечению на свет и перебиранию старых забытых вещей — но его вещей, известных!
По сути, начать учиться новому невозможно. Начать учиться — это открыться тому, что не входит в систему ценностей, и не просто «не входит», но и разрушает ее.

 

«Я ЗАБЫЛ, ЧТО Я ЧЕЛОВЕК!» (о человеческой форме)

Сама принадлежность к данному биологическому виду не является препятствием к видению. Препятствием является человеческая форма. Человеческая форма — это не физическое тело, а набор шаблонов поведения. Человеческая форма поддерживается внутренним диалогом. Пока существует человеческая форма, восприятие интерпретируется и отфильтровывается: человек воспринимает все через призму чувства собственной важности, говорит обо всем на языке своей обусловленности. Багаж из «системы ценностей», «точки зрения», «моего мнения», «уверенности в себе», «духовного роста» ограничивает, делая тяжелым и неповоротливым. Видение же — это бестелесность, свобода от «себя», растворение во всем, Знание всего, полученное в обмен на «уникальность».
Вы либо личность, зажатая в тисках своих правил, «уникальная», либо безграничное ничто.

 

УЗНАВАНИЕ И НАЗЫВАНИЕ

Как вы понимаете, на каком языке говорят окружающие? Как вы понимаете, на что вы смотрите? Как вы узнаете вещь, пока не опишите ее себе? Если вы называете нечто «стол», то само это слово является всего лишь верхушкой айсберга, который есть процесс мышления. «Стол» есть результат увязывания между собой многочисленных данных памяти: формы, размеров, материала, функций. Называние — вершина пирамиды, в основании которой — память о значении слова и его параметрах. Чтобы узнать, нужно описать, то есть извлечь из памяти. Невозможно описать неизвестное, — то, чего в памяти нет — а, значит, нет возможности это увидеть, уловить. Человек рассматривает свои воспоминания, прошлое, он полностью поглощен только этим деланием. Увлеченный им, он не способен видеть — воспринимать то, что есть. Мышление делает все узнаваемым. С остановкой его больше нет возможности знать, кто и что воспринимает. Есть только процесс восприятия.
Процесс поддержания описания непрерывен и осуществляется инструментом под названием «внутренний диалог». Внутренним диалогом создается мир — человек говорит с собой о том, на что смотрит.

 

О СТРАХЕ

Рассмотрите, что есть ваш страх? Когда вы говорите «я боюсь смерти», «я боюсь потерять», — чего вы боитесь на самом деле? Вы можете бояться много чего, но страх один — вы боитесь неизвестного. Страх звучит так: «а что будет, если…?» Страшно, когда не прописаны действия на случай вторжения неизвестного, нет шаблона поведения. Поэтому человек окружает себя известным и держится за известное. Никто и ничто ему не нужно, кроме как защита от неизвестного, гарантия безопасности. Увлеченность вещами и людьми — всего лишь способ занять себя, отвлечься. А если перестать отвлекаться — где окажешься? Страх — указатель направления: дорога в неизвестное лежит через страх. Если страха нет, значит, вы в известном.

 

ВСТАТЬ НА ПУТЬ ЗНАНИЯ

Встать на путь знания — это значит, поставить на кон самое важное. Движение по пути — не что иное, как несгибаемая направленность, которая становится возможна, только если нет ничего равнозначного этой устремленности, ничего, что могло бы отвлечь, заставило бы поменять направление. Пока у человека есть что-то важное — привязанности к вещам, людям, идеям — им легко управлять, он доступен. Короче говоря, предстоит сделать выбор, ответить на вопрос: что же для вас важно? Ответ на этот вопрос и будет принятием решения.


 

ГЛАВА 3

О ПЕРВОМ ВРАГЕ ЧЕЛОВЕКА ЗНАНИЯ

С каждым дальнейшим шагом по пути знания вы теряете. И не то, на что можно махнуть рукой — вы теряете каждый раз какую-то часть себя. Вы разваливаетесь, рассыпаетесь, и этот страх потери себя невыносим! В какой-то момент вы осознаете, что если пойдете дальше, то придете к смерти. Вы подошли к порогу, из-за которого веет смертью. И вот если сейчас вы остановитесь, вы проиграли битву с первым врагом человека знания — страхом. Не будет никакого «потом», типа «я сделаю передышку и пойду дальше завтра». Завтра ничем не будет отличаться от сегодня. Сегодня вас остановила какая-то причина, завтра она никуда не денется, и послезавтра. Она вообще никогда не исчезнет сама по себе, она и есть — страх.

 

«ЦЕЛЬ РАСПЛЫВЧАТА И ИЛЛЮЗОРНА»

Понятие «цель» относится к материальному миру. Только в материальном мире вы можете знать, что вы хотите. Вы можете описать себе свою цель, представить ее, будь то вещь или положение. Ваша цель относится к известному. В нематериальном мире вы понятия не имеете, чего хотите. Скажем, вы определяете себе цель, как «научиться видеть». Но что значит видеть? Что должно изменится в восприятии и как оно должно изменится, чтобы вы могли сказать «я вижу»?
А что если вы определяете себе цель, как «достичь духовного роста»? Что это значит? Что будет считаться духовным ростом? По каким признакам вы будете определять, что духовно растете? Когда цель находится в неизвестном, нет возможности Знать ее, можно только иметь представление, которое никогда не совпадает с тем, что есть. То, чего у вас никогда не было, не может быть узнано — совершенно точно вы заблудитесь, промахнетесь, проскочите мимо цели. Вы не достигнете цели, пока имеете представление о ней. Только будучи свободным от всех представлений, можно действовать, ничего не желая и ничего не ожидая, действовать, как воин: безупречно, тотально, ради самого действия. И быть бдительным.

 

НЕТ НИКАКИХ ГАРАНТИЙ

Это так. Что бы вы ни делали, нет никаких гарантий, что вы получите то, ради чего это делаете. Это знание освобождает от надежд, ожиданий, разочарований, а любое действие становится действием воина — свободным, текучим, ради самого действия.

 

УЧИТЕЛЬ — ВАША ПРОБЛЕМА

Не рассматриваете ли вы учителя, как плечо, на которое можно опереться в «трудную минуту»? Если это так, то вы не готовы идти до конца: учитель — это ваш путь отступления. Надежда на его помощь лишит вас решимости, тотальности, намерения, силы повернуться лицом к смерти и посмотреть ей в глаза. Вы так и останетесь половинчатым — ни то, ни сё; ни рыба, ни мясо, — когда есть возможность повернуть назад.

 

БЫТЬ НЕДОСТУПНЫМ

Все, к чему человек имеет отношение, делает его доступным: интересы, желания, боль, страх. Быть недоступным — значит, быть пустым, незаинтересованным, отрешенным. Такую отрешенность воину дает осознание смерти: если на кону ваша жизнь, что продолжает иметь значение? Так отбрасывается все лишнее — чувство собственной важности. Когда это происходит, вы свободны: вас больше нечем шантажировать — у социума нет иных инструментов управления вами, кроме вашего же эго.

 

О ДЕЙСТВИИ РАДИ ДЕЙСТВИЯ

Действуйте так, как будто одно неверное движение приведет к смерти — как сапер, обезвреживающий взрывное устройство. Такое действие сделает вас присутствующим, тотальным, заставит сосредоточиться на процессе, отбросив все лишнее. Если же вы не умеете целиком отдаваться действию, то упускаете Жизнь, ибо она есть процесс, а не результат.

 

«НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ ТРУБКУ!»

Что лежит в основе желания рассказать секрет или показать то, чем обладаете только вы? Стремление «Я» к уникальности. Выбалтывая тайну, оно легко оказывается в центре внимания — слушатели поворачиваются к вам с вытаращенными глазами: «Да ты что?!» Ради этого момента можно пожертвовать даже репутацией!
Чувство собственной важности всегда хочет только одного — заявить о себе. И тут все способы хороши: верующий крестится на площади перед храмом; родственники с упоением рассказывают друзьям и близким о смерти члена семьи. Наслаждаться интересом к себе со стороны других — разве это не все, ради чего стоит жить?

 

ПЕРЕНАПРАВИТЬ ВНИМАНИЕ

Видеть — значит, перенаправить внимание, разрушить привычку относиться серьезно к тому, что тебя занимает. «Перестань думать о себе!» — вот что требует дон Хуан от Кастанеды. Необходимо изъять ученика из озабоченности собой, чтобы видение стало доступно ему. Перенаправление внимания — универсальный прием: когда-то таким же образом социум сделал вас слепым, сузив ваше поле зрения до точки, известной под названием «Я».

 

НАБЛЮДАЙ ЗА МАСТЕРОМ

Присутствие мастера есть урок. Не ждите от него учения, он сам — учение. Не нужно пытаться запомнить и понять, что он говорит, просто наблюдайте. Учение развертывается прямо перед вашими глазами, оно предназначено для вас, вы — свидетель. Мастер всегда соответствует моменту, тому, что есть, и если вы будете достаточно внимательны, вы сможете уловить отблеск мира, увидеть.

Об авторе и сайте

 

Меня зовут Александра. Мой ник на форуме — Nahualli. И это мой сайт. Он о том, как разгильдяй стал воином. Сайт об искусстве овладения Намерением.


Почему Кастанеда

Первый раз Кастанеду я прочла, только закончив ВУЗ. Сказать, что его книги шокировали меня — ничего не сказать! Я была поражена до немоты возможностями человека, как энергетического существа. Мало того, что знание дона Хуана позволяло ему иметь молодое тело и с легкостью носиться по горам на восьмом десятке лет, так еще и открывало возможность преодолеть страх, обрести силу заглянуть в неизвестное.


С чего всё началось

Методику пришлось собирать по крупицам, для этого я прочла все магические книги Карлоса Кастанеды и книги женщин-воинов его партии — Флоринды Доннер и Тайши Абеляр. Когда начала практиковать, появились вопросы, и пришлось читать еще раз — мне казалось, что я что-то упустила, не посчитав важным. В конце концов, на моем столе остался только Кастанеда — заканчивая читать последнюю книгу, я опять начинала с первой. И каждый раз, я находила не только ответы на свои вопросы, но и новую информацию в словах, на которые раньше не обратила внимания. Частые обращения к тексту и практический опыт постепенно сложили все пазлы: теперь было очевидно, что книги Кастанеды — не обычная публицистика, а методика, позволяющая изменить себя настолько, насколько сам себе позволишь.


Как достичь

Все сводилось к одному — к накоплению энергии. Накопить энергию было можно, ведя безупречный образ жизни, коим является сложная многоэлементная система поведения, получившая название пути воина. Эта система позволяет обрести внутреннюю силу, необходимую для управления точкой сборки. Внутренняя сила суть чувство равновесия, ощущение почти полного безразличия и легкости, но прежде всего — естественная и глубокая склонность к исследованию и пониманию. Такую совокупность черт характера видящие назвали уравновешенностью.

Окончательное решение, отметающее все сомнения, было принято с прочтением фразы: «…безупречного воина вовсе необязательно должен кто-то вести. Только за счет экономии энергии он способен самостоятельно достичь всего, чего достигают видящие. Все, что ему требуется — это минимум везения. Просто он должен откуда-нибудь узнать о возможностях человека, открытых видящими».


О размещении информации на сайте

Все книги Кастанеды вы найдете в пункте меню «Магия». Их текст разбит на отдельные выдержки, каждая из которых отнесена в соответствующую тему, чтобы легко можно было найти всё по конкретной теме, не перечитывая заново книги.
В пункте топ-меню «Статьи» размещены статьи автора сайта, которые, по сути, являются кратким изложением содержания вебинаров по книгам К. Кастанеды.
«Альбом воина» — это альбом памятных событий автора, в нем изложен практический опыт.
В разделе «Вебинары» — вебинары по книгам Кастанеды, по магическим практикам и тематические вебинары.
В Новостях найдете актуальную информацию о предстоящих вебинарах, новых видео и обновлениях на сайте.
Если у вас есть вопросы, можете задать их на Форуме.

Подкатегории

Что такое магия

Магия — это искусство управления точкой сборки. Положение точки сборки определяет восприятие: то, что мы видим один и тот же привычный мир, объясняется тем, что точка сборки фиксирована у всех в одном и том же положении. Смещение точки сборки из привычного положения позволяет воспринимать другие миры.
Удерживает точку сборки в привычном положении внутренний диалог. Намерение смещает точку сборки. Маг — это тот, кто очистил свою связь с намерением.
Поиск магами древней Мексики возможностей для сдвига своих собственных точек сборок привел к созданию двух магических искусств — искусства сновидения и искусства сталкинга. Искусство сновидения заключается в преднамеренном смещении точки сборки из ее обычной позиции, а искусство сталкинга позволяет волевым усилием удерживать ее в новой позиции.

 
Точка сборки
 

Точка сборки и восприятие

Точка сборки — это круглое пятно особо интенсивной светимости размером с теннисный мячик, постоянно располагающееся внутри светящегося шара вровень с его поверхностью на расстоянии двух футов позади правой лопаточной кости тела человека. Точка сборки обусловливает наше восприятие. Древние маги видели, что...

 
 
 
 
 
 
 
 
 
Внутренний диалог
 

Внутренний диалог

Когда мы перестаем разговаривать с собой, мир такой, каким он должен быть. Мы обновляем его, мы наделяем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним разговором. Мы также выбираем свои пути в соответствии с тем, что мы говорим себе. Так мы повторяем тот же самый выбор еще и еще, до тех пор, пока не умрем. ...

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Намерение
 

Намерение

В первую очередь усилия должны быть направлены на установление контакта с не поддающейся описаниям всепроникающей силой, которую маги древней Мексики назвали намерением. Дон Хуан утверждал, что контакт с намерением можно наладить, если образ жизни практикующего всецело будет подчинен дисциплине. ...